Отгадай отрывок

[Looking for the Sun]

А не может это быть какой-нибудь Солженицын?  :uhm:

[Ляпако]

это из за колонии такие ассоциации????
нет, нет......
но автор почти современник Солженицину, чуть старше если только)

[Looking for the Sun]

Тогда Варлам Шаламов  Он тоже где-то около колонии был)))))

[Ляпако]

больше подсказок не будет!
По части оформления спектакля колонисты были не люди, а звери. Если полагалось иметь на сцене лампу с голубым абажуром, они обыскивали не только квартиры сотрудников, но и квартиры знакомых в городе, а лампу с голубым абажуром доставали непременно. Если на сцене ужинали, так ужинали по-настоящему, без какого бы то ни было обмана. Этого требовала не только добросовестность шестого "Р" сводного, но и традиция. Ужинать на сцене при помощи подставных блюд наши артисты считали недостойным для колонии. Поэтому иногда нашей кухне доставалось: приготовлялась закуска, жарилось жаркое, пеклись пироги или пирожные. Вместо вина добывалось ситро.

В суфлерской будке я всегда трепетал во время прохождения ужина: актеры в таком моменте слишком увлекались игрой и переставали обращать внимание на суфлера, затягивая сцену до того момента, когда уже на столе ничего не оставалось. Обыкновенно мне приходилось ускорять темпы замечаниями такого рода:

— Да довольно вам… слышите? Кончайте ужин, черт бы вас побрал!

Артисты поглядывали на меня с удивлением, показывали глазами на недоеденного гуся и оканчивали ужин только тогда, когда я доходил до белого каления и шипел:

— Карабанов, вон из-за стола! Сеен, да говори же, подлец: «Я уезжаю».

Карабанов наскоро глотает непережеванного гуся и говорит:

— Я уезжаю.

А за кулисами в перерыве укоряет меня:

— Антон Семенович, ну как же вам не стыдно! Колы приходиться того гуся исты, и то не дали…

Обыкновенно же артисты старались на сцене не задерживаться, ибо на сцене холодно, как на дворе.

В пьесе «Бунт машин» Карабанову нужно было целый час торчать на сцене голому, имея только узенькую повязку на бедрах. Спектакль проходил в феврале, а, на наше несчастье, морозы стояли до тридцати градусов. Екатерина Григорьевна требовала снятия спектакля, уверяя нас, что Семен обязательно замерзнет. Дело кончилось благополучно: Семен отморозил только пальцы на ногах, но Екатерина Григорьевна после акта растирала его какой-то горячительной смесью.

Холод все же нам мешал художественно расти. Шла у нас такая пьеса — «Товарищ Семивзводный». На сцене изображается помещичий сад, и полагалась статуя. Шестой "Р" статуи нигде не нашел, хотя обыскал все городские кладбища. Решили обойтись без статуи. Но когда открыли занавес, я с удивлением увидел и статую: вымазанный до отказа мелом, завернутый в простыню, стоял на декоративной табуретке Шелапутин и хитро на меня поглядывал. Я закрыл занавес и прогнал статую со сцены, к большому огорчению шестого "Р".

В особенности добросовестны и изобретательны были шестые "Ш" сводные. Ставили мы «Азефа». Сазонов бросает бомбу в Плеве. Бомба должна разорваться. Командир шестого "Ш" Осадчий говорил:

— Взрыв мы этот сделаем настоящий.

Так как я играл Плеве, то был больше всех заинтересован в этом вопросе.

— Как это понимать — настоящий?

— А такой, что и театр может в гору пойти.

— Это уже и лишнее, — сказал я осторожно.

— Нет, ничего, — успокоил меня Осадчий, — все хорошо кончится.

Перед сценой взрыва Осадчий показал мне приготовления: за кулисами поставлено несколько пустых бочек, возле каждой бочки стоит колонист с двустволкой, заряженной приблизительно на мамонта. С другой стороны сцены на полу разложены куски стекла, а над каждым куском колонист с кирпичом. С третьей стороны против выходов на сцену сидит полдесятка ребят, перед ними горят свечи, а в руках у них бутылки с какой-то жидкостью.

— Это что за похороны?

— А это самое главное: у них керосин. Когда нужно будет, они наберут в рот керосину и дунут керосином на свечки. Очень хорошо получается.

— Ну вас к… И пожар может быть.

— Вы не бойтесь, смотрите только, чтобы керосином глаза не выжгло, а пожар мы потушим.

Он показал мне еще один ряд колонистов, у ног которых стояли ведра, полные воды.

Окруженный с трех сторон такими приготовлениями, я начал переживать действительно обреченность несчастного министра и серьезно подумывал о том, что поскольку я лично не должен отвечать за все преступления Плеве, то в крайнем случае я имею право удрать через зрительный зал. Я пытался еще раз умерить добросовестность Осадчего.

— Но разве керосин может тушить водой?

Осадчий был неуязвим, он знал это дело со всеми признаками высшей эрудиции:

— Керосин, когда его дунуть на свечку, обращается в газ, и его тушить не нужно. Может быть, придется тушить другие предметы…

— Например, меня?

— Вас мы в первую очередь потушим.

Я покорился своей участи: если я не сгорю, то во всяком случае меня обольют холодной водой, и это в двадцатиградусный мороз! Но как же я мог обнаружить свое малодушие перед лицом всего шестого "Ш" сводного, который столько энергии и изобретательности истратил на оформление взрыва!

[Нима]

Макаренко? Педагогическая поэма? (тоже от балды, т.к. не читала, также как и РАспутина. Мы все больше по гомерам и шекспирам... )

[Ляпако]

Макаренко!!!! ага Поэма.....очень интересная.
правильно,загадывай

[Нима]

О как! Ну, дуракам везет! Ну, хоть в чем-то!

 Ладно, загадываю:
Когда уже половина  детей  были  одеты,  к  купальне  подошли  и  робко
остановились нарядные  бабы,  ходившие  за  сныткой  и  молочником.  Матрена
Филимоновна кликнула одну, чтобы дать ей высушить уроненную в воду  простыню
и рубашку, и Дарья  Александровна  разговорилась  с  бабами.  Бабы,  сначала
смеявшиеся в руку и не понимавшее вопроса, скоро осмелились и разговорились,
тотчас же подкупив Дарью Александровну искренним любованьем детьми,  которое
они выказывали.
     - Ишь ты красавица, беленькая, как сахар, - говорила одна,  любуясь  на
Танечку и покачивая головой. - А худая....
     - Да, больна была.
     - Вишь ты, знать тоже купали, - говорила другая на грудного.
     -  Нет,  ему  только  три-месяца,  -   отвечала   с   гордостью   Дарья
Александровна.
     - Ишь ты!
     - А у тебя есть дети?
     - Было четверо, двое осталось: мальчик и девочка. Вот в прошлый  мясоед
отняла.
     - А сколько ей?
     - Да другой годок.
     - Что же ты так долго кормила?
     - Наше обыкновение: три поста...
     И разговор стал самый интересный для Дарьи Александровны:  как  рожала?
чем был болен? где муж? часто ли бывает?
     Дарье Александровне не хотелось уходить от баб, так  интересен  ей  был
разговор с ними, так совершенно одни и те же были их интересы.  Приятнее  же
всего Дарье Александровне было то, что она ясно видела, как все эти  женщины
любовались более всего тем, как много было у нее детей  и  как  они  хороши.

[Looking for the Sun]

 :uhm: Пора просить подсказку... 

[syzi]

Дарья Александровна в Анне Каренини была,но я не всё читала,не утверждаю.

[Mama Cholia]

  Будем считать, что это "Анна Каренина". А то что-то все пропали.
Марин ты угадала, тебе загадывать. sqwe

[Looking for the Sun]

О, да это же не "будем считать", а самая настоящая "Анна Каренина". Я, как обычно, не удержалась, после ответа syzi полезла в Яндекс, теперь сижу перечитываю Каренину. Как-то она медленнее идет, чем Алексин  Ну то есть Толстой побольше понаписал 

Загадайте, пожалуйста, поскорее новый отрывок!  Очень хочется что-нибудь поотгадывать!

P.S. Только не из Большой Советской энциклопедии!!!  Тридцать томов я не осилю 

[Mama Cholia]

   Ладно, я загадаю:

    А приходит, например, одна жиличка, Марья Васильевна Щипцова, в девять часов вечера на кухню и разжигает примус. Она всегда, знаете, об это время разжигает примус. Чай пьёт и компрессы ставит.
    Так приходит она на кухню. Ставит примус перед собой и разжигает. А он, провались совсем, не разжигается.
    Она думает: «С чего бы он, дьявол, не разжигается? Не закоптел ли, провались совсем!»
    И берёт она в левую руку ёжик и хочет чистить.
    Хочет она чистить, берёт в левую руку ёжик, а другая жиличка, Дарья Петровна Кобылина, чей ёжик, посмотрела, чего взято, и отвечает:
    — Ёжик-то, уважаемая Марья Васильевна, промежду прочим, назад положьте.
    Щипцова, конечно, вспыхнула от этих слов и отвечает:
    — Пожалуйста,— отвечает,— подавитесь, Дарья Петровна, своим ёжиком. Мне,— говорит,— до вашего ёжика дотронуться противно, не то что его в руку взять.
    Тут, конечно, вспыхнула от этих слов Дарья Петровна Кобылина. Стали они между собой разговаривать. Шум у них поднялся, грохот, треск.
    Муж, Иван Степаныч Кобылин, чей ёжик, на шум является. Здоровый такой мужчина, пузатый даже, но, в свою очередь, нервный.
    Так является это Иван Степаныч и говорит:
    — Я,— говорит,— ну, словно слон, работаю за тридцать два рубля с копейками в кооперации, улыбаюсь,— говорит,— покупателям и колбасу им отвешиваю, и из этого,— говорит,— на трудовые гроши ёжики себе покупаю, и нипочём то есть не разрешу постороннему чужому персоналу этими ёжиками воспользоваться.
    Тут снова шум, и дискуссия поднялась вокруг ёжика. Все жильцы, конечно, поднапёрли в кухню. Хлопочут. Инвалид Гаврилыч тоже является.
    — Что это,— говорит,— за шум, а драки нету?
    Тут сразу после этих слов и подтвердилась драка. Началось.

[Vlada]

Это - Михаил Зощенко!
Названия не вспомню.....
Возможно, что в этом рассказе у них печка начала коптить и они вызвали начальство, чтобы им печку заменили.

[Mama Cholia]

   Правильно, Vlada, это Зощенко, рассказ коротенький "Нервные люди" называется.
Загадывай.( и шепотом: только не стихи, только не стихи )

[Vlada]

Загадаю самую что ни на есть прозу 

Итак, половина была в руках; но где же взять  другую  половину?  Где
  взять другие сорок рублей? Он думал, думал и решил, что  нужно
  будет уменьшить обыкновенные издержки, хотя, по крайней мере, в  продолжение
  одного года: изгнать употребление чаю по вечерам,  не  зажигать  по  вечерам
  свечи, а если что понадобится делать, идти в комнату к  хозяйке  и  работать
  при ее свечке; ходя по улицам, ступать как  можно  легче  и  осторожнее,  по
  камням и  плитам,  почти  на  цыпочках,  чтобы  таким  образом  не  истереть
  скоровременно подметок; как можно реже отдавать прачке мыть белье,  а  чтобы
  не занашивалось, то всякий раз, приходя домой, скидать его  и  оставаться  в
  одном только  демикотоновом  халате,  очень  давнем  и  щадимом  даже  самим
  временем.