Отгадай отрывок

[tata-ru]

это был Джон Клеланд "Фанни Хилл, или мемуары женщины для утех" 

тогда другое произведение:
"Молодая рыжая собака - помесь такса с дворняжкой - очень похожая мордой
на лисицу, бегала взад и вперед по тротуару  и  беспокойно  оглядывалась  по
сторонам. Изредка она останавливалась и, плача, приподнимая то одну  озябшую
лапу, то другую, старалась дать себе отчет: как это могло случиться, что она
заблудилась?
     Она отлично помнила, как она провела день и как в конце  концов  попала
на этот незнакомый тротуар.
     День начался с того, что ее  хозяин,  столяр  Лука  Александрыч,  надел
шапку, взял под  мышку  какую-то  деревянную  штуку,  завернутую  в  красный
платок, и крикнул:..."

[Нима]

Вот, это другое дело! Это знакомое с детства, свое, родное! А.П. Чехов, "Каштанка".

[Нима]

Извините, можно я сразу загадаю, т.к. в ответе уверена? А то мы сейчас на дачу уедем... и игра зависнет....
 
ЗАгадываю:

Тойво,  прищурясь,  разглядывал  черные  полосы  облаков,  перерезающие
медно-багровое зарево  заката. Сизо-черные нагромождения лесов  у горизонта.
Тонкие черные вертикали тысячеэтажников, встопорщенные гроздьями  кварталов.
Медно  отсвечивающий,  исполинский  купол  Форума  слева  и  неправдоподобно
гладкая  поверхность круглого  Моря справа. И  черные  попискивающие стрижи,
дротиками  срывающиеся из висячего сада кварталом выше и исчезающие в листве
висячего сада кварталом ниже.
     - Что происходит? - спросила Ася.
     - Ты удивительно красивая, -  сказал Тойво. - У  тебя
соболиные брови. Я не знаю точно, что эти слова означают, но это сказано про
что-то  очень  красивое.  Про  тебя.  Ты  даже не красивая,  ты  прекрасная.
Миловзора. И заботы твои  милые. И твой мир милый. И даже Бруно твой  милый,
если  подумать... И  вообще мир прекрасен,  если хочешь  знать...  "Мир
прекрасен,  как цветочек. Счастьем обеспечены пять сердец, и девять почек, и
четыре  печени..."  Я  не знаю,  что  это за  стихи. Они  у меня  вдруг
всплыли, и я захотел их прочитать... И вот что я  тебе скажу, запомни! Очень
даже  может  быть,  что  вскорости я прилечу  к тебе на Пандору. Потому  что
вот-вот у него лопнет терпение и  он действительно  выгонит меня в отпуск. А
может  быть,  и  вообще выгонит. Вот  что  я читаю  в  его  ореховых глазах.
Явственно, как на дисплее. А теперь давай-ка чайку.
     Ася проницательно посмотрела на него.
     - Ничего не выходит? - спросила она.
     Тойво уклонился от ее взгляда и неопределенно повел плечом.
     -  Потому  что  с  самого  начала у  тебя  все  было  неправильно
задумано, - сказала Ася горячо.  - Потому  что  с самого  начала
задача была поставлена неправильно! Нельзя ставить задачу так, чтобы никакой
результат тебя не устраивал. Твоя  гипотеза изначально  была порочна -
помнишь, что я тебе говорила? Если бы  Странники на самом деле обнаружились,
разве ты бы обрадовался? А теперь ты начинаешь понимать, что их нет, и опять
же тебе плохо - ты ошибся,  ты высказал неверную гипотезу, ты как бы в
проигрыше, хотя на самом деле ты ничего не проиграл...
     - Я с  тобой  и не спорил никогда, - смиренно сказал Тойво.
- Кругом я виноват, такая уж у меня судьба...
     - Видишь, теперь и он тоже в этой вашей  идее разочаровался... Я,
конечно, не верю, что он тебя выгонит, что за чепуху ты порешь, он же тебя и
любит, и ценит, это же все знают...  Но ведь в самом деле, нельзя же столько
лет гробить - и на что, собственно? Ведь у вас,  по  сути, ничего нет,
кроме голой идеи. Никто не спорит: идея довольно  любопытная, способна нервы
пощекотать  кому угодно, но ведь  не  более  того! По сути  своей это просто
инверсия   давным-давно   известной    человеческой    практики...    Просто
Прогрессорство навыворот,  больше ничего... Раз мы спрямляем чью-то историю,
значит, и нашу  историю  могут  попытаться  спрямить...  Подожди,  послушай!
Во-первых,  вы   забываете,  что  не  всякая  инверсия  имеет  выражение   в
реальности.  Грамматика -  одно,  а  реальность  -  это  другое.

[Улыбаюсь]

Это стопудово Стругацкие. Про Странников у них несколько книжек... Блин, читала, перечитывала беременная Настькой, но название не помню-у-у-у-у-у...

[Istrinka]

Давай, давай, вспоминай. Там вроде про ветер что-то в названии.

[Улыбаюсь]

Волны гасят ветер?

[Istrinka]

По-моему, да.

[Нима]

Есть! ТАк точно!!! Девочки, Istrinka, Улыбаюсь, вы просто молодцы!!! сами уж решайте, кому загадывать, обе вместе угадали! 

[Istrinka]

Не-е-е, это пусть Женя загадывает!

[Улыбаюсь]

Шо, опять?
Ну пусть будет так:

   -- А**, довольно тебе? -- вдруг произнес за мной мужской голос по-русски
   -- Подождем еще, -- ответил другой, женский голос на том же языке.
   Я быстро обернулся... Взор мой упал на красивого молодого человека в фуражке и широкой куртке; он держал под руку девушку невысокого роста, в соломенной шляпе, закрывавшей всю верхнюю часть ее лица.
   -- Вы русские? -- сорвалось у меня невольно с языка.
   Молодой человек улыбнулся и промолвил:
   -- Да, русские.
   -- Я никак не ожидал... в таком захолустье, -- начал было я.
   -- И мы не ожидали, -- перебил он меня, -- что ж? тем лучше. Позвольте рекомендоваться: меня зовут Гагиным, а вот это моя... -- он запнулся на мгновение, -- моя сестра. А ваше имя позвольте узнать?
   Я назвал себя, и мы разговорились. Я узнал, что Гагин, путешествуя, так же как и я, для своего удовольствия, неделю тому назад заехал в городок Л., да и застрял в нем. Правду сказать, я неохотно знакомился с русскими за границей. Я их узнавал даже издали по их походке, покрою платья, а главное, по выраженью их лица. Самодовольное и презрительное, часто повелительное, оно вдруг сменялось выражением осторожности и робости... Человек внезапно настораживался весь, глаз беспокойно бегал... "Батюшки мои! не соврал ли я, не смеются ли надо мною", -- казалось, говорил этот уторопленный взгляд... Проходило мгновенье -- и снова восстановлялось величие физиономии, изредка чередуясь с тупым недоуменьем. Да, я избегал русских, но Гагин мне понравился тотчас. Есть на свете такие счастливые лица: глядеть на них всякому любо, точно они греют вас или гладят. У Гагина было именно такое лицо, милое, ласковое, с большими мягкими глазами и мягкими курчавыми волосами. Говорил он так, что даже не видя его лица, вы по одному звуку его голоса чувствовали, что он улыбается.
   Девушка, которую он назвал своей сестрой, с первого взгляда показалась мне очень миловидной. Было что-то свое, особенное, в складе ее смугловатого, круглого лица, с небольшим тонким носом, почти детскими щечками и черными, светлыми глазами. Она была грациозно сложена, но как будто не вполне еще развита. Она нисколько не походила на своего брата.
   -- Хотите вы зайти к нам? -- сказал мне Гагин, -- кажется, довольно мы насмотрелись на немцев. А**, пойдем домой?
   Девушка утвердительно кивнула головой.

[Vlada]

Ну, это просто.
Турненев. Ася

[Vlada]

Женя, т.к. "Асю" помню очень хорошо, и абсолютно не сомневаюсь в том, что правильно угадала, то загадываю:

Когда  проходили  мимо  буфета,  Ане  очень  хотелось чего-нибудь сладкого; она любила шоколад и яблочное пирожное, но  денег  у нее не было, а спросить у мужа она  стеснялась.  Он  брал  грушу,  мял  ее
пальцами и спрашивал нерешительно:
 — Сколько стоит?
 — Двадцать пять копеек.
 — Однако! — говорил он и клал грушу на место; но так как было неловко отойти от буфета, ничего не купивши, то он  требовал  сельтерской  воды  и выпивал один всю бутылку, и слезы  выступали  у  него  на  глазах,  и  Аня ненавидела его в это время.

[Нима]

А.П. Чехов. "Анна на шее".

[Vlada]

Да, конечно! 
Загадывай!

[Нима]

НАтюрлих-яволль! Вашему вниманию:

"Верите  слову,  господин  доктор,  -  загудел  виолончельным   басом
Жилин-вахмистр, глядя прямо в глаза взором голубым, от которого теплело  в
сердце, - прямо-таки всем эскадроном, в конном строю и подошли.  Гармоника
опять же. Оно верно, неудобно... Там, сами изволите знать,  чистота,  полы
церковные.
   - Ну? - поражался ***.
   -  Тут,  стало  быть,  апостол  Петр.  Штатский  старичок,  а   важный,
обходительный.  Я,  конечно,  докладаю:  так  и   так,   второй   эскадрон
белградских  гусар  в  рай  подошел  благополучно,  где  прикажете  стать?
Докладывать-то докладываю, а сам, - вахмистр скромно кашлянул в  кулак,  -
думаю, а ну, думаю, как  скажут-то  они,  апостол  Петр,  а  подите  вы  к
чертовой матери... Потому, сами изволите знать, ведь это куда ж, с конями,
и...  (вахмистр  смущенно  почесал  затылок)  бабы,  говоря  по   секрету,
кой-какие пристали по дороге. Говорю это я апостолу, а сам мигаю взводу  -
мол, баб-то турните временно, а там видно будет. Пущай пока, до  выяснения
обстоятельства, за облаками посидят. А апостол Петр, хоть человек вольный,
но, знаете ли, положительный. Глазами - зырк, и  вижу  я,  что  баб-то  он
увидал на повозках. Известно,  платки  на  них  ясные,  за  версту  видно.
Клюква, думаю. Полная засыпь всему эскадрону...
   "Эге, говорит, вы что ж, с бабами?" - и головой покачал.
   "Так точно, говорю, но, говорю, не извольте беспокоиться, мы их  сейчас
по шеям попросим, господин апостол".
   "Ну нет, говорит, вы уж тут это ваше рукоприкладство оставьте!"
   А? что прикажете делать? Добродушный старикан. Да ведь сами  понимаете,
господин доктор, эскадрону в походе без баб невозможно.
   И вахмистр хитро подмигнул.
   - Это верно, - вынужден был согласиться  Алексей  Васильевич,  потупляя
глаза. Чьи-то глаза, черные, черные, и родинки на  правой  щеке,  матовой,
смутно сверкнули в сонной тьме. Он смущенно крякнул, а вахмистр продолжал:
   - Ну те-с, сейчас это он и говорит - доложим. Отправился,  вернулся,  и
сообщает: ладно, устроим. И такая  у  нас  радость  сделалась,  невозможно
выразить. Только вышла тут маленькая заминочка. Обождать, говорит  апостол
Петр, потребуется. Одначе ждали мы не более минуты. Гляжу,  подъезжает,  -
вахмистр указал на молчащего и горделивого Най-Турса, уходящего  бесследно
из сна в неизвестную  тьму,  -  господин  эскадронный  командир  рысью  на
Тушинском Воре. А за ним немного погодя неизвестный юнкерок в пешем строю,
- тут вахмистр покосился на *** и потупился на  мгновение,  как  будто
хотел что-то скрыть от доктора, но не печальное, а,  наоборот,  радостный,
славный секрет, потом оправился и продолжал: - Поглядел Петр на них из-под
ручки и говорит: "Ну, теперича, грит, все!" - и сейчас  дверь  настежь,  и
пожалте, говорит, справа по три.

   ...Дунька, Дунька, Дунька я!
   Дуня, ягодка моя, -

   зашумел вдруг, как во сне, хор железных голосов и заиграла  итальянская
гармоника.
   - Под ноги! - закричали на разные голоса взводные.

   Й-эх, Дуня, Дуня, Дуня, Дуня!
   Полюби, Дуня, меня, -

   и замер хор вдали.
   - С бабами? Так и вперлись? - ахнул ***.
   Вахмистр рассмеялся возбужденно и радостно взмахнул руками.
   - Господи боже  мой,  господин  доктор.  Места-то,  места-то  там  ведь
видимо-невидимо. Чистота... По первому обозрению говоря, пять корпусов еще
можно поставить и с запасными эскадронами, да что пять - десять!  Рядом  с
нами хоромы, батюшки, потолков не видно! Я и говорю: "А разрешите, говорю,
спросить, это для кого же  такое?"  Потому  оригинально:  звезды  красные,
облака красные в цвет наших чакчир отливают... "А это, -  говорит  апостол
Петр, - для большевиков, с Перекопу которые".
   - Какого Перекопу? - тщетно напрягая свой  бедный  земной  ум,  спросил
***.
   - А это, ваше высокоблагородие, у них-то ведь заранее все  известно.  В
двадцатом  году  большевиков-то,  когда  брали  Перекоп,   видимо-невидимо
положили. Так, стало быть, помещение к приему им приготовили.
   - Большевиков? - смутилась душа ***, - путаете вы что-то, Жилин, не
может этого быть. Не пустят их туда.
   - Господин доктор, сам так думал. Сам.  Смутился  и  спрашиваю  господа
бога...
   - Бога? Ой, Жилин!
   - Не сомневайтесь, господин доктор, верно говорю, врать мне нечего, сам
разговаривал неоднократно.
   - Какой же он такой?
   Глаза Жилина испустили лучи, и гордо утончились черты лица.
   - Убейте - объяснить не могу. Лик осиянный, а  какой  -  не  поймешь...
Бывает, взглянешь - и похолодеешь. Чудится, что он на тебя  самого  похож.
Страх такой проймет, думаешь, что же это такое? А потом ничего,  отойдешь.
Разнообразное лицо. Ну, уж а как говорит, такая радость, такая  радость...
И сейчас пройдет,  пройдет  свет  голубой...  Гм...  да  нет,  не  голубой
(вахмистр подумал), не могу знать. Верст на тысячу и скрозь тебя. Ну вот-с
я и докладываю, как же так, говорю, господи,  попы-то  твои  говорят,  что
большевики в ад попадут? Ведь это, говорю, что ж  такое?  Они  в  тебя  не
верят, а ты им, вишь, какие казармы взбодрил.
   "Ну, не верят?" - спрашивает.
   "Истинный бог", - говорю, а сам,  знаете  ли,  боюсь,  помилуйте,  богу
этакие слова! Только гляжу, а он улыбается. Чего ж это  я,  думаю,  дурак,
ему докладываю, когда он лучше меня знает. Однако любопытно, что он  такое
скажет. А он и говорит:
   "Ну не верят, говорит, что ж поделаешь. Пущай. Ведь мне-то от этого  ни
жарко, ни холодно. Да и тебе, говорит, тоже.  Да  и  им,  говорит,  то  же
самое. Потому мне от вашей веры ни прибыли, ни убытку. Один верит,  другой
не верит, а поступки у вас у всех одинаковые: сейчас друг друга за глотку,
а что касается казарм, Жилин, то тут как надо понимать,  все  вы  у  меня,
Жилин, одинаковые - в поле брани убиенные. Это, Жилин, понимать надо, и не
всякий это поймет. Да ты, в общем, Жилин, говорит, этими вопросами себя не
расстраивай. Живи себе, гуляй".
   Кругло объяснил, господин доктор? а? "Попы-то", - я говорю... Тут он  и
рукой махнул: "Ты мне, говорит, Жилин, про попов лучше и не напоминай. Ума
не приложу, что мне с ними делать. То есть таких дураков, как  ваши  попы,
нету других на свете. По секрету скажу тебе, Жилин, срам, а не попы".
   "Да, говорю, уволь ты  их,  господи,  вчистую!  Чем  дармоедов-то  тебе
кормить?"
   "Жалко, Жилин, вот в чем штука-то", - говорит.
   Сияние вокруг Жилина стало голубым, и  необъяснимая  радость  наполнила
сердце спящего. Протягивая руки к сверкающему вахмистру,  он  застонал  во
сне:
   - Жилин, Жилин, нельзя ли мне как-нибудь  устроиться  врачом  у  вас  в
бригаде вашей?
   Жилин приветно махнул рукой и ласково и утвердительно закачал  головой.